Когда, возвращаясь со скачек, Анна объявила ему о своих отношениях к Вронскому и тотчас же вслед за этим, закрыв лицо руками, заплакала, Алексей Александрович, несмотря на вызванную в нем злобу к ней, почувствовал в то же время прилив того
душевного расстройства, которое на него всегда производили слезы.
«Я, кажется, не забывал молиться утром и вечером, так за что же я страдаю?» Положительно могу сказать, что первый шаг к религиозным сомнениям, тревожившим меня во время отрочества, был сделан мною теперь, не потому, чтобы несчастие побудило меня к ропоту и неверию, но потому, что мысль о несправедливости провидения, пришедшая мне в голову в эту пору совершенного
душевного расстройства и суточного уединения, как дурное зерно, после дождя упавшее на рыхлую землю, с быстротой стало разрастаться и пускать корни.
А через две недели — новые похороны. В припадке острого
душевного расстройства Гаршин бросился с четвертого этажа в пролет лестницы и через несколько дней умер. Стискивалось сердце и не могло разжаться, нечем было дышать, хотелось схватиться за голову, рыдать, спрашивать: «Да что же это делается?!»
Душевное расстройство Алексея Александровича всё усиливалось и дошло теперь до такой степени, что он уже перестал бороться с ним; он вдруг почувствовал, что то, что он считал душевным расстройством, было, напротив, блаженное состояние души, давшее ему вдруг новое, никогда неиспытанное им счастье.
И действительно, в этих случаях
душевное расстройство, производимое в Алексее Александровиче слезами, выражалось торопливым гневом.
Алексей Александрович, увидав слезы Вронского, почувствовал прилив того
душевного расстройства, которое производил в нем вид страданий других людей и, отворачивая лицо, он, не дослушав его слов, поспешно пошел к двери.
Через два-три месяца он отлично овладел обеими формами
душевного расстройства: и молчаливым, как у отца Вениамина, и болтливо-возбужденным, как у отставного унтер-офицера Капитона Мусатова. Он держался первой формы: она была удобнее и вернее. Директор вряд ли подозревал его: обращался с ним ласково, предлагал даже перевести в привилегированное отделение и бросить тяжелое кузнечное дело.
Неточные совпадения
Какою болезнию он заболел, не могу объяснить, говорили, что
расстройством сердцебиения, но известно стало, что совет докторов, по настоянию супруги его, свидетельствовал и
душевное его состояние и что вынесли заключение, что помешательство уже есть.
Так он пошел «заговариваться», и в этом было резюме его внутреннего разлада, так сказать, «пункт его помешательства». О
расстройстве Николая Фермора скоро заговорили в «свете». Странный
душевный недуг Фермора казался интересным и занимал многих. Опять думали, что он скрывает что-то политическое, и не охотно верили, что ничего подобного не было. А он сам говорил...
Она учит, что все
душевные болезни —
расстройства телесные, она учит, следственно, что без тела, без сей скудельной оболочки, дух был бы вечно здрав» и проч.
«Имеборчество, — писал П. А. Флоренский, — само по себе есть прямое доказательство не простоты и не здравости разума — симптом опасной
душевной болезни, близкой к неврастении и истерии, — особого функционального
расстройства нервной системы» (Флоренский П. А. Соч.
— Алина Дмитриевна Висленева великодушно предоставляет нам позаботиться о ее сумасшедшем муже; эта добрая женщина нам доверяет: или посадить его в сумасшедший дом, для чего г. Кишенский уполномочен вручить нам от нее и просьбу об освидетельствовании; или же взять его к себе в деревню, где, по ее соображениям, природа, свежий воздух и простые нравы могут благодетельно подействовать на
расстройство его
душевных способностей.
Спускался он с высокой паперти совсем разбитый, не от телесной усталости, не от ходьбы, а от
расстройства чисто
душевного. Оно точно кол стояло у него в груди… Вся эта поездка к «Троице-Сергию» вставала перед ним печальной нравственной недоимкой, перешла в тяжкое недовольство и собою, и всем этим монастырем, с его базарной сутолокой и полным отсутствием, на его взгляд, смиряющих, сладостных веяний, способных всякого настроить на неземные помыслы.
Даже по прошествии десяти с лишком лет Теркин не мог дать себе ясного отчета в том, чего в нем было больше — притворства или настоящей психопатии? По крайней мере, в первые дни после того, как он бросился на лазаретного сторожа, и доктор с Терентьевым начали верить в его умственное
расстройство; быть может, одна треть
душевного недомогания и была, но долю притворства он не станет и теперь отрицать. В нем сидела тогда одна страстная мысль...
— Народу-то во храме ноне много было, может, от духоты, а может, и от
расстройства какого
душевного; молился-то ты больно истово, сама мать-игуменья это заметила…